Разделяй и властвуй

Вчера  снова  листала   старую  тетрадь.   Обнаружила,  что     ровно  три года   тому  назад  я  перепостила  у  себя  статью Алгоритм размежевания русских с украинцами похож на оный сербов и хорватов ,которая   сегодня   стала  ещё  более  актуальной.  К  сожалению,  первоисточник   статьи  сегодня  не  открывается,  но  у меня,  запасливой,  всё  сохранено.

Итак,  читаем,  не  рефлексируем,   цитируем  и  пр.

Из всех славянских конфликтов наиболее жестоким и абсурдным является, вероятно, конфликт между сербами и хорватами. Взаимное ожесточение, кровавый ужас 1940-х, война в Боснии и Сербской крайне в 1990-х – из-за чего? Люди, приезжающие на Балканы из других регионов, зачастую недоумевают, будучи не в состоянии различить тех и других. Тот же фенотип, та же кухня, бытовые привычки, тот же, если не углубляться в лингвистические тонкости, язык. И ненависть с обеих сторон, подпитанная кровью и памятью о жертвах.

Если отрешится от всех надуманных исторических мифов, то окажется, что сербо-хорватский конфликт – явление сравнительно недавнее, у него нет таких древних корней, как, скажем, у вражды англичан и ирландцев, китайцев и японцев, армян и турок. Для того, чтобы вспомнить как все начиналось, нужно вернуться на примерно 170 лет в прошлое.

В это время началось духовное пробуждение славянских народов империи Габсбургов, которое захватило и хорватские земли – собственно Хорватию (Кроацию), Далмацию и Славонию.    Начались волнения, сопротивление венгерскому шовинизму, требования вернуть родной язык на все уровни управления, возродить древнюю славу… но чью?   Жители этих регионов, конечно же, вспомнили про средневековое королевство Хорватия.

Но, наряду с этим, жители Хорватии, Славонии, Далмации осознавали, что они не одиноки – по другую сторону османско-австрийской границы были земли Боснии, Герцеговины, Сербии, Черногории, где люди говорили на том же языке и имели очень сходные обычаи и традиции.

В 1850-м гг. хорватские и сербские писатели провели встречу, на которой торжественно провозгласили, что говорят на одном языке и писать желают единообразно. Казалось бы, путь к объединению был открыт. Если бы не несколько «но».

Во-первых, было неясно, как называть новый народ. В Хорватии, Славонии, Далмации становилось все более популярным имя «хорват», в память о средневековом королевстве, но сербы считали, что их средневековое государство было, как минимум, не хуже, и настаивали на имени «сербы». Во-вторых, непонятно, что должно было стать центром, претендентов выходило, по меньшей мере, два -  хорватские земли Австро-Венгрии, выгрызшие себе все-таки ограниченную автономию, сербская Воеводина под рукой тех же Габсбургов или воссозданное Сербское княжество, зависящее от Османской империи, но уже увлеченное идеей «собирания сербских земель». Кроме того, длительное разделение между двумя империями породило несколько иных барьеров. Во-первых, религия – жители земель исторического Хорватского королевства приняли католицизм, абсолютное большинство сербов сохраняли верность православию. Во-вторых, правописание – в хорватских землях традиции глаголицы и кириллицы отмерли, и хорваты начали писать собственным вариантом латинского шрифта, а  сербы, в большинстве своем, держались кириллицы. К

Тогда появились две противоположные друг другу идеологии – югославизм и хорватский национализм.

Югославизм был новой формой развития иллиризма – теперь уже не говорилось о мифической преемственности от древних иллирийцев, просто постулировалась общность происхождения, культуры, истории и судеб южных славян, а из общности прошлого вытекала общность будущего. Хорватские же деятели, поняв, что эстафету «иллиризма» необратимо упустили, провозгласили идею «хорватской нации». Перед лицом все усиливавшейся Сербии основой хорватского национализма стало желание предельно дистанцироваться от сербов. Это желание быстро перешло в откровенную сербофобию — её нагнетанию способствовала антисербская история Первой мировой войны, раздувавшаяся австрийской прессой. Именно тогда прозвучал известный клич «Србе на врбе!» («Серба — на вербу!»).

Не имея возможности четко противопоставить себя сербам лингвистически, идеологи хорватского национализма сделали ставку на расплывчатую культурологию. Основным их тезисом был «западный» характер хорватского общества, «восточный» – сербского. Здесь играли роль и религиозные предрассудки (вражда между православными и католиками) и существовавшие, но всячески преувеличивавшиеся культурные расхождения, вызванные османским влиянием на Сербию, немецким и итальянским на Хорватию. Наконец, в ход шли наиболее мутные аргументы расоведческо-краниологического толка. Дескать, в этногенезе хорватов большую роль сыграли также германские племена (эта идея пригодилась хорватским усташам при попытках набиться в родичи немецким нацистам), а сербы имеют большую примесь тюркской и влашской крови, что, мол, создает глубокие различия в их менталитете.

Теория эта достигла полного логического совершенства после появления на сцене упомянутых уже усташей – хорватских фашистов. Их сербофобия имела вид законченной расовой ненависти (неважно, что объективно расовых различий не было – важна субъективная вера в их наличие). «Историческая миссия» хорватского народа – быть щитом Европы против мифического «византинизма», авангардом которого выступали сербы, в представлении усташей, обретавшие классические черты «анти-расы», воплощения всего низменного и порочного.

Насколько удалось пропитать ненавистью значительную часть хорватского общества, показали события Второй мировой войны – тогда хорватские фашисты осуществили геноцид сербского населения, причем действовали с подчеркнутым садизмом. Можно вспомнить и сожженных заживо в церквях, и «ножи-сербосеки», и соревнования в количестве убитых в концлагере Ясеновац.

Хотя «Независимое государство Хорватия», созданное усташами, было разгромлено, деятельность его не канула в Лету. Многочисленные  жертвы террора стали кровоточащей раной в сознании балканцев, прежде всего сербов.  Политика социалистической Югославии не смогла сгладить противоречия и залечить старые обиды и счеты. Все это вылезло в наиболее уродливой форме в начале 1990-х. Распад Югославии вызвал к жизни старые национализмы, упиравшиеся в пеструю с точки зрения самосознания и конфессии карту.

Сербо-хорватский конфликт поражает иностранцев его жестокостью и отсутствием видимого, рационального объяснения для неё. Он показывает, что политика временами бывает важнее этнической принадлежности. Между сербами и хорватами нет языковых различий – диалектное членение сербо-хорватского языка не совпадает с границами Сербии и Хорватии.

Религия была одним из изначальных поводов для вражды, но преувеличивать её влияние все же не стоит. Крайний религиозный фанатизм был, в общем, не свойственен большинству как сербов, так и хорватов.

По моему мнению, главенствующим здесь является сам прецедент внедрения западноевропейских идеологий в незападное по сути своей общество. Хорваты сколько угодно могли полагать себя «щитом Европы» — достаточно очевидным является тот факт, что большая часть Европы про этот «щит» и понятия не имела. Но квази-религиозная вера в свою «историческую миссию как части европейской цивилизации» породила в значительной части хорватского общества крайний фанатизм и ненависть к тем, кто, по их мнению, пытается на эту «западность» покуситься. Пропаганда усташей полностью расчеловечивала сербов (иногда распространяя это также на евреев и цыган), в результате чего хорватские фашисты действовали с жестокостью, шокировавшей даже немецких нацистов – сохранился, например, рапорт немецкого генерала к начальству, где он просит разрешения вмешаться и положить конец зверствам усташей, потому что равнодушно наблюдать за таким не может.

Здесь невольно напрашивается аналогия с нашим временем и близкими событиями – конфликт на Востоке Украины показал, сколько ненависти было сгенерировано украинскими националистами под практически теми же, что и у усташей, идеологическими основами – «защита западной цивилизации» от азиатских орд. При этом образ врага из восточного «Мордора» также претерпевал полное расчеловечивание – вспомним ошеломляющие по цинизму пассажи украинских пользователей Интернета касательно жертв одесской бойни или мирных жителей Донбасса.

В обоих случаях к этому добавляется полная несамостоятельность политических игроков – усташи, сколько б не корчили из себя «потомков готов», были марионетками Третьего Рейха. Аналогии с сегодняшним днем любой читатель может провести самостоятельно. Как и с теми силами на территории нашей страны, которые любят поговорить о «границе Западной цивилизации» и защите от «Орды». Имплементация этих идей на Балканах вызвала реки крови, имплементация их на Украине наблюдаем в режиме «прямого включения».