Я как-то пропустил, за что все разом невзлюбили Юлию Витязеву. Была какая-то история, я даже попытался найти, с чего все началось, лениво и, каюсь, не очень усердно полистал соцсети, да так и не разобрался. Ну да неважно. Мы все равно ее любим. Кажется. Или уже не любим?
Говорю же, плохо держу руку на пульсе последних трендов.Коллега matsam опубликовал гневный пост об украинских политэмигрантах, имена которых у всех на слуху.
«Я всегда писал, что все эти «бывшие» украинцы — враги народа и пятая колонна, это жуки в муравейнике, в них заложена программа, которая в нужный момент запустится, и карачун», — прогнозирует он. И пишет дальше: — «Но я вам скажу так, предавший раз, предаст и еще… И неважно, предал он глобально свой народ или свою партию и соратников, или просто флюгернул, превратившись из оранжевого майданщика в патриота-триколориста».
По его мнению, Россия пригрела на своей необъятной груди настоящих лазутчиков и спящих шпионов. Правда, не совсем понятно, какого именно карачуна он ждет. Шпионы не должны быть известными, их удел — тайные операции. А тех, кого он упоминает, на необандеровской Украине ненавидят; многие, если не все, висят на «Миротворце».
Тем не менее действительно наблюдается любопытный феномен: в 2014 году мы с интересом слушали, читали и смотрели украинских эмигрантов, которые рассказывали нам о Майдане по горячим следам и на собственном опыте, но через несколько лет они вышли у нас из доверия.
У меня есть своя версия того, откуда взялась эта метаморфоза.
2014 году так вышло, что я часто и плотно общался с политическими украинскими беженцами. Те, кого знал лишь по никам, магическим образом материализовались и обрели человеческие очертания, как при проявке фотографий. Мы участвовали в телепередачах, ездили в Крым и на Донбасс, клеймили бандеровцев в своих едких памфлетах. Это было волшебное чувство единения, в то время я искренне верил, что украинские эмигранты думают с нами одинаково.
Как потом выяснилось, это было заблуждение. На самом деле печать украинства у многих из них въелась в кожу, и чтобы ее вытравить, понадобились годы. У некоторых она проступает до сих пор.
Один из них, который уехал из Киева в первых рядах, потому что верно оценил обстановку, получил российское гражданство, по-моему, уже через год. Он мне рассказывал такую историю.
Первое что он сделал, когда обзавелся нашим паспортом, это сел на работе за письменный стол и написал отказ от украинского гражданства. Потом положил заявление и украинский паспорт в конверт, запечатал и отправил в посольство. На Украине не было (а может, нет и сейчас) процедуры отказа от гражданства, поэтому он сам придумал такой способ прекратить все отношения с бывшей родиной, чтобы забыть о них как о страшном сне.
Его товарищ по несчастью застал его за этим занятием и с недоумением спросил, что, мол, делаешь. Тот объяснил. И тут возник удивительный диалог:
— А зачем украинский паспорт сдаешь?
— А зачем он мне?
— Как зачем? Вернемся в Киев, будем должности получать. Без украинского паспорта никак.
Подавляющее число беженцев в то время не рассматривало Россию как место, куда они уехали навсегда. Что вполне объяснимо, конечно, — все связи, все друзья остались на родине. А еще у многих эмигрантов появилось эдакое злорадное чувство: вернемся в обозе российской армии и отомстим нашим мучителям. Получим должности. Прижмем к ногтю. Кого-то даже посадим.
Очень наивными они были.
При этом мне очень интересно наблюдать за изменениями в постах и статьях бывших украинцев, которые за десять последних лет все-таки поняли, что их эмиграция — это навсегда. И если и критикуют Россию, то уже не со стороны, а как наши соотечественники.
Не так давно мне попеняли на то, что я цитирую Олега Царева. Видимо, имея в виду какие-то его высказывания, которые пришлись не по душе. Я, наверное, многого не знаю, но пока то, что читаю, отторжения у меня не вызывает.
Например, недавно он рассказал, что в России есть проблема с физраствором:
«Второй год у нас дефицит в больницах — раствор поваренной соли. Что же такое? Об этой проблеме все знают. Неужели сложно наладить производство? Что может быть проще?»
Ему ответили примерно в таких выражениях: твое какое дело, возвращайся в нэньку и там критикуй местные порядки. Будет нам тут майданы устраивать. Без тебя разберемся.
Но, как выяснилось, проблема существует, даже Путин о ней высказался на прямой линии. Сейчас положение исправляется.
Строго говоря, я понимаю, откуда берется это обостренное чувство обиженного патриота. Почти все беженцы, особенно поначалу, действительно были поражены бациллой майдана, и хотя прямо не призывали выходить на акции протеста, привычка выплескивать эмоции на улицах ощущалась. И нам, привыкшим наблюдать за украинским зверинцем по телевизору, очень не нравилось, что неадекваты с кастрюлями на головах могут оказаться в наших спокойных городах. Мы получили прививку от майданов и стали очень остро реагировать на любую попытку раскачать государство.
Но теперь уехавшие с Украины в 2014–2015 годах стали полноценными россиянами и получили право высвечивать наши проблемы наравне с нами. Они наконец приноровились к нашему ритму и поняли, что мы никуда особо не спешим. Всесокрушающие майданы не прижились, не стали единственным инструментом воздействия на власть. Есть и другие, понадежнее.
Десять лет назад беженцы ощущали себя украинцами, временно и вынужденно проживающими в России. И поучали они нас как-то отстраненно, по-украински, откуда и появилась эта подозрительность. Развалили свою страну, теперь и нашу хотите???
Но я заметил, что в последнее время, особенно, по-моему, после начала СВО, их риторика изменилась.
Обратите внимание, какое местоимение использовал Олег Царев в приведенной выше цитате: у нас. То есть у нас в России. Примерно в тех же выражениях мог бы написать и я сам.
Может, пора снимать с них подозрения? Или вы считаете, что еще рано?
Свежие комментарии